Интерпортал "Фашизм-Реваншизм XXI"

Владимир Аркадьевич Литвиненко

Интервью для проекта

Фашизм-Реваншизм XXI

18 февраля 2013

Видео, часть 1

Исследования данного фильма настойчиво возвращают нас к одному достаточно любопытному вопросу. А именно: подписание «Пакта о ненападении между Советским Союзом и фашистской Германией».

Многие исследователи или те, кто считает себя таковыми, считают, что «Пакт Молотова-Риббентропа» открыл ворота Второй Мировой войны. В результате подписания этого акта разразилась одна из величайших трагедий в истории человечества.

С одной стороны, да, действительно, любые международные акты, так или иначе, приближают или отдаляют те или иные события, тем более такие глобальные, как мировая война.

Однако попытаемся разобраться: действительно ли «Пакт Молотова-Риббентропа» сыграл такую уж фундаментальную роль в ускорении тех событий, которые, к сожалению, имели место быть в истории.

Итак, что же произошло 1 сентября 1939 года? Согласно всем историческим канонам, документам, энциклопедиям в этот день началась Вторая Мировая война: Германия напала на Польшу.

Однако немцы сами не считали, что начинают Мировую войну. Они начали польскую кампанию, которая вытекала из логики тех событий, которые предшествовали данному нападению. А предшествовало этому много чего, и не только «Пакт Молотова-Риббентропа». До этого был «раздел» Чехословакии, до этого был «аншлюс» Австрии. До этого было участие Германии в подавлении Испании, вместе с фашистской Италией. И мировое сообщество как-то вяло реагировало на все эти моменты.

Второй момент, который хотелось бы заострить в связи с этим. Каким образом «Пакт Молотова-Риббентропа» гарантировал неприкосновенность западных границ Рейха? Никаким. Западные границы Рейха гарантировались совершенно иным документом. Мы к этому ещё вернёмся.

Однако сейчас вернёмся к событиям, которые начались после сентября 1939 года. Верные своему союзническому долгу, великие державы Англия и Франция объявили войну фашистской Германии.

Казалось бы, следующим шагом должны были начаться активные боевые действия на Западном Фронте. Все генералы Третьего Рейха в своих мемуарах сходятся в одном: если бы западные союзники начали активные боевые действия, польская компания была обречена на провал.

Однако, ничего не произошло. Как так получилось, что развёрнутые, отмобилизованные войска союзников ничего не предприняли против незначительного количества войск, находящихся на так называемой линии Зигфрида, которая на самом деле представляла собой жиденькое проволочное укрепление и окопы, занятые дивизиями Ландштурма.

Все боеспособные войска Вермахта в этот момент находились в Польше. Ни серьёзной артиллерии, ни танков на линии Зигфрида не было. Казалось бы, проблем никаких. Однако, всё было тихо и мирно. Американцы называли эту войну мнимой, немцы называли эту войну сидячей. В историю война между Англией, Францией и Германией, начиная с 3 сентября 1939 года, вошла под названием «Странная война». Однако, с 10 мая ситуация коренным образом изменилась. Германская армия перешла в наступление, и через 44 дня всё было закончено.

С точки зрения нормальной логики объяснить этот факт практически невозможно. Немцы готовились к серьёзной войне, накопили серьёзные ресурсы. У союзников также были серьёзные ресурсы и возможность сопротивляться. Немцы рассчитывали на победу, безусловно. Без этого войны не начинают. Но закончить всё за 44 дня?

Если предположить, что всё развивалось в русле нормальной логики, то мы вынуждены предположить, что в англо-французских штабах всех уровней, включая Генеральный Штаб, не было ни одного грамотного офицера, что заведомо неверно. Следовательно, нормальная логика здесь не работает. Значит, мы опять вправе предположить, что есть и другая логика, в рамках которой данные события укладываются полностью и выглядят вполне естественно. Это логика “большой игры”.

Что же такое “Большая игра”? Позволю себе процитировать некоторые вещи.

В истории, да и не только в ней, “большая игра” приобрела собственное значение. О “большой игре” говорили многие, начиная с Киплинга, хотя автором термина является представитель британского разведывательного сообщества Артур Конолли, опубликовавший в 1830 году книгу: «Путешествие в Северную Индию сухопутным путём из Британии через Россию, Персию и Афганистан»¹.

Поводом для публикации послужила его поездка из Англии в Индию после отпуска. Ему показалось, что Российская Империя подошла слишком близко к британским владениям, после чего Конолли развернул активную борьбу против российского проникновения в Центральную Азию, указывая, что оно поставит английское господство в Индии в полную зависимость от политики России.

Но и до него данное понятие в неявной форме курсировало в британском истеблишменте почти сотню лет. Сейчас о ней, о “большой игре”, говорят практически все, хотя при этом порой подразумеваются вещи мало связанные с первоначальным смыслом.

Итак, первоначальный смысл - это борьба Англии и России за господство в Средней Азии, Персии, Индии, Афганистане независимо от того, претендовала ли Россия на эти земли или нет. Даже тень угрозы британским интересам воспринималась весьма и весьма серьёзно.

Лорд Керзон говорил по этому поводу: «Англия существует до тех пор, пока она владеет Индией». Даже тень угрозы следует рассматривать чрезвычайно серьёзно и предпринимать по этому поводу неотложные меры². Это и есть контекст так называемой “большой игры”.

Он диктовался не только мнимыми, но и реальными страхами Британской Империи. В принципе, любая попытка России расширить своё влияние, любой успех нашей внешней политики воспринимался в это время, как личное оскорбление британским истеблишментом.

По поводу усиления России на Кавказе Эдвард Спенсер, путешественник и член британского развед. сообщества писал: «Стремление России подчинить Кавказ мы должны рассматривать, как «Крестовый поход» силы против права, совершенно не совместимый с законами цивилизованных наций. Цивилизаторская миссия здесь принадлежит Англии – законному лидеру конституционной свободы во всём мире, могучему оплоту против деспотизма»³.

Подобная реакция британского истеблишмента была вполне закономерной, ибо тогда бытовало и сейчас бытует очень распространённая почти уже поговорка: «Британские интересы выше закона и справедливости, ибо они и есть закон и справедливость».⁴

С тех пор утекло много воды, прошло много времени. Мир изменился. Но участники “большой игры” никуда не делись. Несмотря на то, что и Россия уже не та, и Британия правит морями только в тексте своего гимна, появились новые игроки. Казалось бы, всё должно кануть в лету. Но Киплинг в своей знаменитой книге «Ким» написал: «Большая игра кончится только тогда, когда все умрут». А мы ещё живы. Значит, “большая игра” продолжается.

Рассмотрение исторических событий в терминах “большой игры” представляет собой значительный интерес. Подобная культура на Западе существует уже давно. Но можно сказать, что она берёт своё начало с тех пор, как была опубликована книга Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска». Несмотря на то, что в самой книге термин “большая игра” не употребляется ни разу, речь идёт именно об этом.

Попытаемся рассмотреть события 1939 года именно с этой точки зрения. Потому, что культура рассмотрения исторических событий в терминах “большой игры” позволяет экстраполировать этот принцип, как в будущее, так и в прошлое.

И с этой точки зрения, многое становится на своё место. Итак, что же такое кампания на западе с точки зрения “большой игры”? Военная катастрофа или ход, который, несмотря на ошеломительный успех Вермахта, не оставлял ни единого шанса на реальную победу фашистской Германии?

Видео, часть 2

Итак, несмотря на то, что с момента начала и хода “большой игры” прошёл значительный отрезок времени, сменилось несколько эпох, мир мало изменился. Да, Британская империя вроде бы сошла с исторической сцены, но доминирование англо-саксонского мира никуда не делось.

Британский историк Доминик Ливен считает, что «смещение центра тяжести произошло не само собой. Соединённые Штаты стали приемником Великобритании и я думаю, что Великобритания сознательно передала американцам то бремя, которое несёт империя».⁵

Несколько позднее мы вернёмся к этому тезису. Пока же зафиксируем факт, что смена лидера, как правило, означает смену курса. Однако, курс не изменился. Всё осталось по-прежнему. “Большая игра” продолжается.

Итак, если рассматривать события 1939-40-х годов в терминах “большой игры”, что это нам может дать?

Дать это нам может очень много. Высказывание лидеров, официальных лиц, пусть даже не первой величины, проливает свет на очень многие события.

Офицер британского Генерального штаба Уильям де Ропп накануне известных событий имел встречу с Альфредом Розенбергом, на которой обсуждался ряд довольно любопытных вопросов. Прежде чем мы перейдём к этим вопросам, всё же начало Второй Мировой войны началось польской кампанией. Основной вопрос, который не могли решить Германия и Польша, камень преткновения – это Данциг. Стоил ли Данциг войны? Кабинет министров Британии считал, что не стоит.

На заседании английского Кабинета министров 3 мая 1939 года министр иностранных дел Галифакс заявил: «Конечно, полковник Бек не жаждет войны. Но если она возникнет из-за Данцига, - вина за это ляжет на Польшу»⁶. За месяц до нападения фашистской Германии на Польшу 2 августа 1939 года английские министры собрались на очередное заседание. На нём Галифакс весьма недвусмысленно сказал, что «Англия не намерена воевать из-за Польши, из-за Данцига. Истинное положение Данцига само по себе не должно рассматриваться как casus belli»⁷.

Не менее любопытно и высказывание британского Премьер-министра. Он, в частности, говорил, что, по его мнению, относительно вопроса о Гданьске «внимание должно быть направлено на политические действия с целью обеспечить передышку, а не на военные меры»⁸.

Аналогичной позиции придерживалась и Франция, которая к тому моменту полностью находилась в фарватере британской политики.

Итак, великие державы дали понять Гитлеру, что воевать, не намерены. Насколько настроен на войну был сам Гитлер? Судя по документам – не очень. До последнего момента он пытался решить вопрос мирным путём. Даже уговаривал парламент Данцига не особо форсировать события и немножко потерпеть: пройдёт некоторое время, вопрос с Польшей будет так или иначе решён, пройдёт 2-3 года, закончится мандат международного комиссара Лиги Наций, и Данциг, так или иначе, будет немецким. Тем не менее, война разразилась.

Были ли у немцев серьёзные основания опасаться Польши? Казалось, вопрос смешной. Где Германия, и где Польша. Мы привыкли считать германский Вермахт одной из сильнейших, величайших военных машин, когда-либо созданных в истории, которую нам удалось сокрушить ценой невероятных усилий. Но в 1939 году это был далеко не тот Вермахт, о котором сейчас все говорят. И Польша была не такой уж слабой.

У Германии были веские основания выдвигать Польше подобные претензии. И вот здесь мы опять возвращаемся к вопросу о границах. Если западные границы Польши (оговорка, имелось в виду — Германии, прим, ред) были гарантированы «Локарнскими соглашениями» 1925 года⁹, то восточные границы не были гарантированы никак.

Вопрос оставался открытым и весьма спорным, так как существовал, кроме Гданьска вопрос о верхней Силезии. Согласно пунктам Версальского договора, вопрос о верхней Силезии должен был решаться путём плебисцита. Для обеспечения плебисцита, французское командование потребовало вывода рейхсвера из этой территории. Немцы требование выполнили.

Однако, поляки, воспользовавшись слабой Германией, просто напросто — де-факто — захватили данную территорию, без всякого плебисцита. Таким образом, территория осталась спорной. Пока Германия была Веймарской республикой, она терпела подобное положение дел, однако, став Третьим Рейхом, - перестала терпеть. Получается, требования Гитлера к Польше были вполне законными: плебисцит не проводился.

В этом отношении любопытны мемуары фельдмаршала Манштейна. В нём есть одно любопытное напоминание: «Вожделение, с которым широкие круги Польши всё ещё взирали, плохо скрывая свои аппетиты на немецкие земли» и далее: «Однако, казалось, совсем не было исключено, что Польша когда-нибудь сама поставит вопрос о границах, угрожая силой оружия. В этом отношении у нас после 1918 года уже был некоторый опыт». Этот опыт касался именно верхней Силезии. Разумеется, никто не собирается оправдывать агрессию как таковую, тем более, что совершенно ясно, Гитлер не стал бы останавливаться на достигнутом, он пошёл бы дальше в любом случае.

Но с точки зрения тогдашних норм международного права, Гитлер не особо-то за них и выходил. Решать территориальные вопросы силой было едва ли не нормой. Этим пользовались все, кто имел подобную возможность. Та же Польша при разделе Чехословакии отнюдь не отказала себе в этом удовольствии.

Видео, часть 3

Уинстон Черчилль по этому поводу говорил: «Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и разрушении Чехословацкого государства».¹⁰ И это было так. Теперь пришла очередь Польши.

Можно ли было предотвратить начало польской кампании? Опять-таки, когда исследуешь документы и эмоции выводишь за скобки, то видно, что Польша жаждала войны не меньше, чем Германия, так как абсолютно была уверена в успехе.

Мобилизация промышленности началась задолго до того, как был разработан и утверждён план «Вайс»¹¹. Были призваны четыре призыва. Армия была увеличена до миллиона человек и продолжала увеличиваться, а вся военная промышленность была переведена на военные рельсы. Германская разведка в Польше чувствовала себя, как у себя дома. Всё это не могло не беспокоить руководство Третьего Рейха. Положение нацистской партии к тому времени не было абсолютным. И военная неудача, пусть даже и временная, могла поставить под вопрос весь нацистский проект.

Что же делают союзники? Перед самым началом войны, когда уже практически было принято решение, Англия заключает военный договор с Польшей, где даёт вполне недвусмысленные гарантии того, что Польша не будет брошена на произвол судьбы. Это произошло за 5 дней. Военная машина Германии была немедленно остановлена, что было сделать не так-то и просто. Приведённую в действие военную машину остановить за один день практически невозможно. Тем не менее, это было сделано. Это говорит о том, что Гитлер был отнюдь не самоубийца. И реально оценивал ситуацию. Он не собирался ввязываться в мировой конфликт, ему нужна была польская кампания.

27 числа посол Гендерсон передал Гитлеру меморандум Его Величества, в котором говорилось , что если Германия согласится на прямые переговоры с Польшей, Англия готова выступить посредником и урегулировать все спорные вопросы. Но если же произойдёт нападение – разразится война, небывалая в истории.

Как ни странно, днём позже, Адольф Гитлер дал письменный ответ на меморандум Его величества, в котором Германия соглашалась на прямые переговоры с Польшей. Единственное условие, которое выставила Германия, чтобы в Рейх прибыл представитель польского Правительства, имеющий право принимать решения.

Ответ Польши – всеобщая мобилизация. Извините, но по всем нормам международного права – это casus belli, повод для объявления войны, что Германия и сделала.

Ну, хорошо, объявили войну. Началась война с Польшей. Союзники, повинуясь союзническому долгу, на третий день объявляют войну Германии. И больше ничего не происходит.

Войска стоят на месте. За исключением нескольких инцидентов налёта британской авиации, в котором они повредили один германский крейсер, потеряли 7 самолётов. И ничего не значащего движения французских войск на 18 км в сторону Саарбрюкена. Больше ничего не произошло.

Французские войска вклинились от 8 до 18 км на германскую территорию, немцы отошли на линию Зигфрида без единого выстрела. Французы по приказу своего командования остановились и в октябре, опять же, по приказу своего командования вернулись обратно.

Если исключить вялый обмен любезностями на море: две подводные лодки похулиганили в Атлантике, утопили линкор Ройял оук в базе Скапа Флоу, потопили несколько транспортов. И «рейды правды», которые организовала британская авиация. То есть британская авиация бросала на германские города не бомбы, а листовки, в которых призывала Германию одуматься. Так называемые «рейды правды».

Больше ничего не происходило. То есть совсем ничего. При этом, западные границы Рейха, прикрытые только дивизией Ландштурма¹² были практически открыты. Спрашивается, что мешало союзникам положить конец притязаниям Гитлера?

76-ть полностью укомплектованных англо-французских дивизий могли это сделать легко. Однако, не было сделано ровным счётом ничего. Возникает вопрос: «Почему?».

Может быть, у Британии и у Франции были какие-то сложности, которые не позволяли им начать открытые боевые действия? Попытаемся обратиться к документам.

Видео, часть 4

Убедить Гитлера в миролюбии Англии было несложно. Ещё свежи в памяти высказывания британского посла в Берлине Гендерсона, сказанные Гитлеру по поводу Чехословакии. Цитирую: «Чехи – свиноголовая раса, а президент Бенеш – самый свиноголовый в этом стаде. Великобритания не собирается рисковать ни одним матросом или лётчиком, ради Чехословакии».¹³

В отношении Польши высказывания были несколько иными, ведь нужно было не сломать Польшу, как Чехословакию, а наоборот - воодушевить.

Но сам смысл высказываний вполне очевиден. По словам высокопоставленного офицера британских ВВС барона Уильяма де Роппа, Польша более полезна для Англии в роли мученицы, чем в качестве существующего государства.

В своей беседе с руководителем внешнеполитической службы Национал-социалистической партии Германии Альфредом Розенбергом, которая состоялась 16 августа 1939 года, то есть накануне войны. Барон Уильям де Ропп заявил буквально следующее:

«В случае войны он будет назначен политическим советником министра авиации по вопросам Германии, то есть на должность офицера информационной службы, в обязанности которого входит анализ политического положения в Германии и информация о её намерениях. В нынешней ситуации в случае военного конфликта между Германией и Польшей, вступление Англии и Франции последует автоматически. Но даже и в этом случае, в интересах урегулирования такого конфликта, необходимо стремиться к тому, чтобы не дать превратиться ему во взаимное уничтожение. Здесь возможен вариант, когда Германия быстро покончит с Польшей. И хотя к этому времени война будет объявлена, она в этот период обеими сторонами будет вестись как оборонительная. То есть артиллерия и другие оборонительные средства возьмут на себя защиту границ. Что же касается воздушных бомбардировок незащищённых городов, которые вызвали бы неистребимое чувство ненависти, то они совершаться не будут. На случай быстрого завершения германо-польского конфликта при этих условиях ещё имелась бы возможность ликвидировать войну, поскольку из-за государства, которое практически уже перестало бы существовать в своём первоначальном виде ни Германия, ни Британская империя не поставили бы на карту своё собственное существование».¹⁴

Конечно, барон Уильям де Ропп – это не та фигура, на высказываниях которой можно делать далеко идущие выводы. Не очень высокопоставленный чиновник, не в очень больших чинах, тем не менее именно так всё и произошло. Следовательно. Мы можем сделать вывод, что господин барон высказывал не собственное мнение.

При всей толерантности британского общества, в то время законы были достаточно жёсткие. Шутки шутками, но ведь и повесить могли. И не много не мало – за государственную измену. Значит, барон Уильям де Ропп выражал мнение определённых кругов Британской империи, которые были очень близки к власти, либо эту же власть и составляли.

Независимо от того, каков статус фигуры, высказавшей данное предположение, а Альфред Розенберг занимал одно из руководящих положений в Третьем Рейхе, судя по тем событиям, которые произошли далее, мы можем предположить, имея на это полное право, что Альфред Розенберг разговаривал не просто с частным лицом, а с представителем британского правительства. Ибо всё произошло в точности так, как было оговорено.

Это первая странность, которая буквально бросается в глаза. С одной стороны – заключается военный договор, Польша буквально поощряется к войне, и в самый критический момент остаётся один на один с хорошо организованным противником.

Могла ли Польша выступить более достойно в этом конфликте, если бы рассчитывала только на свои силы? Безусловно. Сил у поляков хватало. Но в том-то и дело, что они рассчитывали на удар союзников в тыл. И потом надеялись перейти в контрнаступление, так как немцам станет не до Польши, мягко говоря. Под ударом Рур – вся промышленность.

А когда поняли, что никакого удара в тыл Германии не будет, догонять немецкие танковые колонны, которые рвались к Варшаве, было уже поздно.

В этой связи хотелось бы вернуться к мемуарам фельдмаршала Манштейна. В своей книге «Утерянные победы» он выражает удивление тому, что Гитлер торопил с действиями. Гитлер требовал взять Варшаву не позднее 30 сентября.

Эрих Манштейн пишет: «То, что политическое руководство страны требует победы от своих генералов – это нормально, но то, что оно требует победы к строго установленной дате – это несколько странно»¹⁵. Откуда подающему надежды тогда ещё командиру дивизии было знать о прошедшей беседе между бароном Уильямом де Роппом и Альфредом Розенбергом. Ведь ясно же было сказано: «В кратчайшие сроки».

Вполне возможно, что и сами сроки были жёстко уговорены. В конце концов, Англия не может до бесконечности делать вид, что ничего не происходит.

Кстати, в беседе с послом Гендерсоном Гитлер сказал, что прекрасно понимает положение Британии и не обидится на неё за то, что она будет вести мнимую войну. То есть, договорённости на высшем уровне были.

Однако, никаких письменных соглашений, никаких взаимообязывающих актов. А разве так бывает? Если мы внимательно посмотрим на историю дипломатии, то убедимся – да, бывает. Речь идёт о джентльменском соглашении. В этой связи я позволю себе процитировать ещё один небольшой документ.

Во-первых. 18 июня 1935 года между Англией и Германией заключается морское соглашение¹⁶, согласно которому германский военно-морской флот не должен превышать 35% тоннажа соединённых военно-морских сил британского содружества наций. Германия получает право на тоннаж подводных лодок, равный общему тоннажу подводного флота британского содружества. Однако, Германия добровольно обязалась пока содержать подводный флот, не превышающий 45% британского.

Казалось бы, всё нормально. Не такой уж большой процент. Если не учитывать того, что британский флот только в Атлантике составлял примерно 1000 вымпелов. Получается не так уж и мало.

По всей видимости, начало серьёзных стратегических отношений между фашистской Германией и Британской империей можно датировать 1937 годом, а именно беседой лорда Галифакса, тогда лорда председателя совета Великобритании с Адольфом Гитлером.

Цель беседы: «Возможность достижения путём личного объяснения с фюрером лучшего взаимопонимания между Англией и Германией. Это имело бы величайшее значение не только для обеих сторон, но и для всей Европейской цивилизации».¹⁷

По словам Галифакса, он перед своим отъездом из Англии имел беседу с Премьер-министром и английским министром иностранных дел, и они были абсолютно согласны с определением цели поездки. В ходе беседы Гитлер высказал одну весьма любопытную мысль, имеющую, по моему мнению, концептуальное значение.

Обсуждались варианты взаимного сотрудничества. И вот здесь руководитель Третьего Рейха заявил, цитирую: «Имеются две возможности оформления отношений между народами. Игра свободных сил, которая во многих случаях означала бы активное вмешательство в жизнь народов и могла бы вызвать серьёзное потрясение нашей культуры, созданной с таким трудом.

Вторая возможность состоит в том, чтобы вместо игры свободных сил, допустить господство высшего разума. При этом, однако, отдать себе отчёт в том, что этот высший разум должен будет привести примерно к таким же результатам, какие были произведены действием свободных сил. Он (фюрер) в последние годы часто задавал себе вопрос, достаточно ли разумно современное человечество, чтобы заменить игру свободных сил методом высшего разума.

В 1919 году была упущена великая возможность применения этого нового метода. Тогда предпочли метод безрассудства. Тем самым Германию толкнули на путь игры свободных сил, так как это, в конце концов, было единственной возможностью обеспечить себе элементарные человеческие права. Будущее зависит от того, какой из данных методов будет избран.

Оценивая жертвы, которых кое-где, несомненно, может потребовать метод разума, следует представить себе, каковы будут жертвы, если возвратиться к старому методу игры свободных сил. Тогда будет ясно, что первый путь дешевле второго». Не много, не мало…

Лорд Галифакс согласился с фюрером в том, что чисто формальные отношения препятствуют взаимопониманию и представляют небольшую ценность. И что далеко идущее сближение может быть достигнуто только тогда, когда все стороны станут исходить из одинаковых предпосылок, и будет достигнуто единство взглядов.

Он, лорд Галифакс, со своей стороны, также убеждён в том, что нечто длительное может быть создано только на реальной основе, если даже реальности, о которых идёт речь, для того или иного партнёра будут неприятны. Он подчеркнул, что в Англии все смотрят на Германию как на великую и суверенную страну, и что переговоры с ней должны вестись только на этой основе. Англичане являются реалистами. И может быть, более, чем другие убеждены в том, что ошибки Версальского диктата должны быть исправлены.

Скорее всего, в данном случае мы можем вести речь о так называемом джентльменском соглашении. Это соглашение между странами, которое не фиксируется на бумаге, и, вроде бы, не влечёт каких-то взаимных обязательств. Но, согласно норм дипломатической практики, джентльменские соглашения выполняются не менее безукоризненно, чем письменные договоры.

Видео, часть 5

Не менее любопытно и то, что в это время творилось в британском истеблишменте. Опять-таки, позволю себе ряд цитат.

В передовой статье октябрьской книжки 1939¹⁸ года консервативного еженедельника «Спекатор» (прим.ред. «The Spectator» — еженедельный британский консервативный журнал) отмечалось: «Мюнхенское соглашение имело своими последствиями весьма серьёзные перемены в международном положении Европы». Журнал требовал отказа английской дипломатии от дальнейшего поощрения гитлеровской Германии. «Обеспечение Европейского мира — по мнению журнала — может быть достигнуто совершенно иным путём. Для этого Англии необходимо установить более тесные отношения с Советским Союзом. В течение последних месяцев,— заявлял журнал — только СССР проявлял безупречную честность». « Глупо уничтожать те шансы на сотрудничество с СССР,— заключала передовая статья — которые ещё имеются». С резкой критикой антисоветских замыслов Чемберлена выступал известный экономист Джон Кейнс.

Статья Кейнса была перепечатана в бюллетени лондонских деловых кругов. Редакция снабдила её комментарием, в котором обращала внимание на экономическую и военную мощь Советского Союза. «Эта страна — по мнению редакции — могла бы оказать Англии неоценимую помощь». Итак, всё в том же духе.

Правоконсервативные силы буквально громят своего Премьер-министра.

Я поинтересовался у людей, которые профессионально занимаются Англией. И спросил, возможно ли, чтобы консерваторы, которые всегда свято чтили нормы корпоративной этики, так оттоптались на своём Премьере? Они говорят: «Вообще-то, нет. Это невозможно в принципе».

Значит, была команда сверху. Игровая комбинация сыграна. Война подготовлена. Нужны новые фигуры для следующей комбинации, и старый Премьер-министр никак не подходил для этой роли. Здесь нужен был совершенно другой человек. И этот человек не преминул заявить о себе.

Я имею в виду высказывания Уинстона Черчилля. В отличие от консерваторов, он был в оппозиции и был в своём праве критиковать правительство так, как ему было угодно.

Выступая 11 декабря 1938 года в Чинфорде на собрании своих избирателей, вождь парламентской оппозиции, Уинстон Черчилль заявил: «Мы не знаем, куда будет направлена его очередная агрессия (имеется в виду Гитлер), ибо со времён Мюнхена и раздела Чехословакии, перед Гитлером оказалось так много открытых дверей, что он сам начал проявлять беспокойство. Гитлер сам точно не знает, что нужно сделать: скорее начать с захвата Мемеля или Данцига, или возбуждать население Трансильвании против Румынии»¹⁹.

Далее он продолжил: «Все силы, способные оказать сопротивление агрессии фашистских диктаторов должны объединяться. Англия должна вести борьбу за сохранение всеобщего мира. Мы обязаны пойти ещё дальше. Мы не можем ограничиться только национальным объединением и укреплением своей собственной безопасности. Нужно создать такой высший международный трибунал, который охранял бы международный правовой порядок и мог бы заставить все государства подчиниться новому порядку и нормам международного права»²⁰.

В своей статье «Всеобщее смятение» он доказывал, что рукой Чемберлена и его группы вдребезги разбит аппарат доверия и доброй воли, которую сооружала Великобритания. Война приближается неотвратимо. Германские войска накапливаются на восточной границе²¹.

Далее, развивая свою мысль, он пишет: «Устрашённая судьбой Чехословакии, Польша, Румыния, Турция, Греция, Болгария, Югославия начинают принимать меры предосторожности. Позади Румынии стоят Турция и Россия, готовая протянуть им дружественную руку»²².

Упоминание о подобной дружественной руке, особенно в контексте России, делало протекторат и покровительство Германии почти что избавлением.

О каком международном трибунале говорит Уинстон Черчилль? Он почти открытым текстом заявил: «Англия собирается строить новый мир, и она собирается устанавливать в этом новом мире новые правила.» Но для того, чтобы построить новый мир, нужно разрушить старый. Не он же будет, в конце концов, разрушать. Для этого есть Германия.

В Первую Мировую немцев очень грамотно заставили сделать первый выстрел, не оставив им ни единого шанса. Как ни странно, история ничему не научила немцев.

Итак, Англия собирается строить новый мир. Именно этим и занималось руководство Третьего Рейха. Интересно, сами немцы понимали свою вторичность в этом процессе? Я полагаю, что нет. Возможно, что до сих пор не понимают. Но это уже их проблемы.

Итак, война началась. Никаких заслуживающих внимание событий, кроме, пожалуй, одного. Это советско-финляндская война. Однако, к ней мы вернёмся немножко позднее.

Наши уважаемые оппоненты на Западе очень часто в последнее время любят прибегать к сослагательному наклонению. «А вот, если бы…» , «Если бы Советский Союз подписал соглашения с Англией и Францией, Вторую Мировую войну удалось бы предотвратить», «Если бы то, если бы это…».

Но почему бы не воспользоваться их опытом, их методом. Только поставив его несколько на научную основу. Не рассуждать о том, что было бы, если бы, а взять конкретные исторические факты. В конце концов, всегда есть определённая точка бифуркации, в которой ситуация может развиваться либо в ту, либо в иную сторону.

Возьмём узкий исторический отрезок, в котором существовало несколько альтернатив, и попытаемся проанализировать одну из них.

Итак, предположим, что советско-англо-французские переговоры 1939 года о заключении договора о взаимопомощи и военной конвенции увенчались успехом.

Ну, в принципе, можем мы такое предположить? Можем. Ну, и что? Всё согласовано, подписано, включая количество поставленных дивизий, сроки выдвижения, рубежи развёртывания.

При этом стремление Англии и Франции решить все свои проблемы за счёт Советского Союза никуда не делись. Если раньше было так, почему впредь должно было быть иначе? И если в истории, которую мы знаем, так оно и было.

К тому же, после Мюнхена, в Москве не питали ни малейших иллюзий по поводу стремлений наших союзников.

И не питали ни малейших иллюзий по поводу того, чего стоят все договора, даже скреплённые подписями.

Видео, часть 6

Итак, допустим, всё подписано, согласовано количество дивизий, сроки, рубежи развёртывания и так далее.

Восточная Европа гарантированно, не сразу, но гарантированно, попадает под влияние Советского Союза со всем, что к этому прилагалось. Польша посчитает, посчитала бы подписание подобного соглашения личным оскорблением. Достаточно посмотреть заголовки польских газет этого времени. Как поляки реагировали на сам факт об англо-франко-советских переговоров. Они так это и посчитали личным оскорблением и предательством их национальных интересов.

Кроме того, это никак не снимало проблемы Советского Союза на востоке, где частный конфликт мог перерасти в полномасштабную войну. В Японии серьёзно обсуждали возможность переведения конфликта на Халхин-Голе в полномасштабную войну.

В результате, мы получаем конфигурацию, гораздо более опасную, чем имели в реальности. Неизвестно как повела бы себя Польша. Она спокойно могла бы пойти на союз с Германией, поскольку её союзники её предали. С непредсказуемыми последствиями, усиливающийся Советский Союз мог бы испугать Германию до такой степени, что Германия пошла бы на союз с Англией и Францией. В результате, мы получали бы конфигурацию более взрывоопасную.

При этом, случись военный конфликт в Европе, война бы там шла по-настоящему, без скидок. А ни французам, ни англичанам это было не нужно. Им нужна была война на востоке.

Следовательно, ни малейшего шанса на подписание англо-франко-советского соглашения не было. А даже если бы оно и было подписано, это ровным счётом ничего бы не изменило. Война всё равно бы разразилась, потому, как предпосылки были не в этом.

Так что, Пакт Молотова – Риббентропа, скорее, оттянул начало глобального конфликта в полном объёме, чем приблизил его.

Хотя это вопрос несколько спорный. И здесь можно много спорить. Но вернёмся к странной войне на Западе.

Итак, сам термин: «Странная война» - это распространённое в литературе наименование периода военных действий Англии и Франции против Германии с 3 сентября 1939 года по 10 мая 1940 года во время Второй Мировой войны.

После начала германо-польской войны 1939 года Англия и Франция, связанные с Польшей союзническими обязательствами 3 сентября объявили войну Германии. На франко-германской границе против 40 французских полностью укомплектованных дивизий находилось 17 дивизий неполного состава.

Всего же на западном фронте англо-французским войскам, а это 78 дивизий, около 17,5 тысяч орудий и миномётов, около 2 тысяч танков, 3 тысячи самолётов противостояло 33 пехотных дивизии, около 800 боевых самолётов Германии.

По всем показателям превосходство союзников было подавляющим.

Превосходство на море было также подавляющим. Тем не менее, никаких действий, заслуживающих сколько-нибудь серьёзного внимания, на европейском театре военных действий не происходило. Американцы называли её «призрачной войной» или «мнимой», а немцы – «сидячей». Это данные военной энциклопедии.

Нельзя сказать, однако, что вообще ничего не происходило. Как я уже говорил, 29 английских бомбардировщиков 4 сентября совершили рейд в район Киля, где на якоре стояло несколько немецких кораблей. В результате лёгкий крейсер “Эмден” был повреждён и на несколько дней выбыл из строя. Англичане потеряли 7 самолётов.

9 сентября 10 французских дивизий начали наступление в район Саарбрюкена. Противник без боя отошёл на основные позиции линии Зигфрида. Продвинувшись на 8-18 километров вглубь немецкой территории, французские войска остановились по приказу своего командования. В октябре 1939 года они без боя возвратились на свои позиции. Кроме того, британская авиация регулярно совершала «рейды правды», как назвал эту акцию министр авиации Кингсли Вуд. Суть акции сводилась к тому, что на германские города вместо бомб сыпались миллионами экземпляров письма к немецкому народу.

Когда депутаты британского Парламента потребовали более решительных действий, в частности, лейборист Хью Долтон предложил забросать зажигательными бомбами Шварцвальд (Чёрный лес), дабы немцы ощутили запах войны на своей территории²³.

Обратите внимание, речь не идёт о серьёзной войне. Речь идёт просто о том, чтобы дать немцам почувствовать, как леса горят. Это, конечно, очень ценная помощь полякам, которые буквально истекали кровью.

На что министр авиации заявил, что сожжение Шварцвальда противоречило бы Гаагской конвенции. Ну, что ж, он был прав.

Когда же этот призыв был поддержан другим членом Парламента, Лео Амери потребовал быстрых действий, до того, как лес намокнет под осенними дождями. Кингсли Вуд ответил, цитирую: «Что Вы, этого делать нельзя! Это частная собственность. Вы от меня ещё потребуете затем бомбить Рур»²⁴.

Как говорится, комментарии излишни. Как здесь не вспомнить беседу Альфреда Розенберга с бароном Уильямом де Роппом.

Кое-что предпринимала Германия. Это несколько рейдов подводных лодок, несколько утопленных транспортов, линкор «Ройял Оук» (прим. Королевский Дуб), самый большой военный корабль на то время затонул за 11 секунд, поставив все рекорды потопления.

Удачно попали. Это был щелчок по британскому самолюбию. Тем не менее, даже это не вызвало никаких серьёзных ответных действий.

Впрочем, было ещё одно событие, характерное для «странной войны». Однако, с самой странной войной никак не связанное.

Это записка главнокомандующего объединёнными сухопутными силами Франции и Великобритании генерала Мориса Густава Гамелена Председателю Совета министров Франции Полю Рейно.²⁵

Датировано 22 марта 1940 года.

В записке одного официального лица другому официальному лицу говорится о планах нанесения ударов по русским нефтяным районам на Кавказе. Цель данной акции: лишить Россию сырья, необходимого для её экономики и тем самым поколебать мощь Советского государства.

Одновременно этим наносится удар по Германии, так как прекращается её снабжение русским горючим. Далее в записке, что лишение Германии русской нефти – цель второстепенная, так как поставки русской нефти в Германию мизерны по сравнению с реальными потребностями Германии. А основная цель – «удар по Советской мощи». Замечательно.

Сам факт записки Главнокомандующего говорит о том, что речь идёт не о гипотезе, а об отработанном плане военных действий. Гипотезы Премьер-министрам не докладывают.

План с политической точки зрения был безупречен, да и с военной, в общем-то, не плох. Причины его, надо полагать, весьма существенны.

Первая лежит буквально на поверхности: советско-финляндская война. План не был реализован именно потому, что она закончилась. Ну, не успели. Война велась, напомню, с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года, под которую данный план и был составлен.

Война закончилась в пользу СССР. Не успели. Однако, приготовления не останавливались.

Из беседы военного атташе нашего посольства в Германии комкора Пуркаева, в дальнейшем – видного советского военно начальника и генерала армии, с военным атташе Турции майором Генерального штаба Ками Акманом, которая состоялась 2 февраля 1940 года видно, что военное приготовление Англии и Франции против СССР вовсе не вымысел.

В беседе был затронут вопрос о передвижениях генерала Вейгана, на что майор Акман ответил: «Писали, якобы Вейган из Анкары направился на Кавказ, но это неправда. Он из Анкары выехал в Сирию, где, как пишут газеты, создаётся армия для наступления на Северный Кавказ». ²⁶

Кстати, то, что войска Англии и Франции соответственно в Сирии и Египте – почти полумиллионная группировка – были сосредоточены на южных границах России, а не на Cевере, говорит о том, что Англия и Франция весьма мало заботились судьбой Финляндии.

На фоне разгоревшегося конфликта между Советским Союзом и Финляндией, они пытались решить свои проблемы. Но это, в общем-то, понятно. И грех их в этом винить. Каждый решает свои проблемы так, как хочет, тем более, что был призыв Лиги Наций всемерно поддержать несчастную Финляндию.

Справедливости ради, нужно сказать, что северное направление также отрабатывалось. При этом и Англия, и Франция преследовали собственные цели. О Финляндии, опять-таки, никто не думал. Одни хотели отвести войну подальше от своих границ, - это французы. Англичане хотели лишить Германию необходимых ей стратегических ресурсов, в частности, железной руды, которую они получали из Норвегии и Швеции.

Видео, часть 7

Итак, Польша разгромлена, война объявлена, никаких активных боевых действий не происходит. Англия и Франция сосредотачивают почти полумиллионную группировку в Сирии и Египте, нацеленную на Северный Кавказ. В это время Советский Союз завершает войну с Финляндией, и, вроде бы, все нормально. Однако, 10-го мая 1940-го года начинается другая война. Германский Вермахт перешел к активным действиям на западном фронте.

Однако странности продолжаются. В сводке 5-го управления РККА по событиям на западном фронте, датированной 20-го мая 1940-го года, кроме всего прочего говорится: «численность французских войск в Сирии доведена до двухсот тысяч человек (200 000), продолжают поступать танки, легкие пушки, лошади и автомобили. По агентурным данным, полученным из Парижа, заслуживающим внимания, коллективом экспертов союзников произведены все технические расчеты для налетов авиации союзников на Баку, Грозный, Батум. Кроме того, французским правительством якобы принимаются необходимые меры для подготовки операции против советского Закавказья».²⁷

Это первая странность, которая просто бросается в глаза. Использовать Советско-финляндскую войну для решения своих целей, в том числе и против Советского Союза – это понятно, но в период с 10-го по 20-е мая 40-го года французскому командованию, вроде бы как, было чем заняться и без нас. И английскому тоже. Не нужно быть военным гением и очень сильным экспертом, чтобы понять – в этот период шутки на западном фронте закончились!

А тем временем, ситуация развивается как на маневрах. В различных энциклопедиях данные события даны точно, но скупо и сухо. Из тридцати трех (33) пехотных дивизий Ландштурма (Landsturm) неполного состава группировка германских войск на западной границе в кратчайшие сроки достигла 136-ти дивизий, в том числе 10-ти танковых и 7-ми моторизованных. Свыше двух с половиной тысяч (2500) танков, более 7000 орудий и минометов, свыше 3800 самолетов. Причем, наращивание группировки производилось, фактически, в условиях непосредственного соприкосновения с противником.

А противник, то есть Англия и Франция, продолжают наращивать группировку в Сирии. Впрочем, имея против Германии 147 дивизий, в том числе 23 танковых, механизированных и моторизованных, что составляло 3100 танков, свыше 14500 орудий и минометов, около 3800 самолетов, можно было особо не беспокоиться.

Краткая хроника событий говорит о том, что никто особо не беспокоился. 14-го мая капитулировала нидерландская армия. 20-го мая немецкие танковые соединения вышли к Ла-Маншу. 28-го мая капитулировала бельгийская армия. 4-го июня завершилась эвакуация остатков англо-французско-бельгийских войск, окруженных у Дюнкерка, на британские острова. При этом все тяжелое вооружение было оставлено на побережье. Операция «Гельб»²⁸ завершена.

5-го июня после перегруппировки, — то есть, с 20-го мая германские войска спокойно наблюдали за эвакуацией и занимались своими делами — начинается операция «Рот»²⁹: 124 пехотных дивизии, 10 танковых, 6 моторизованных дивизий против 71-й ослабленной французкой и двух британских.

10-го июня французское правительство бежало из Парижа. 14-го июня Париж сдается без боя. 17-го июня новый глава французского правительства маршал Петен обратился к немецкому командованию с просьбой о перемирии. 22-го июня 1940-го года было подписано «Компьенское перемирие»³⁰. Тот самый лес, тот самый вагончик маршала Фоша, как говорится, no comment.

Однако комментарий, все-таки, необходим. Итак, комментарий первый – согласно энциклопедическим данным в ходе кампании французская армия потеряла 84 тысячи убитыми и свыше полутора миллионов пленными, потери немецких войск: 27 тысяч убитыми, свыше 111-ти тысяч ранеными и более 18-ти тысяч пропавшими без вести, то есть дезертировали.

Несмотря на любые, самые гуманные, конвенции есть фазы боя, в которых просто не предполагается брать пленных. Ну, специфика боя такова.

Это невозможно в силу самой специфики боя. Те из солдат, кому посчастливилось столкнуться с противником в начальной фазе боя, то есть огневое соприкосновение, или в средней фазе, атака и непосредственное соприкосновение, будут гарантированно убиты, либо просто не доживут до помощи, что, по сути, одно и то же.

На плен могут рассчитывать только те, кто все-таки доживут до заветной помощи, либо вступят в соприкосновение с противником в момент завершения им выполнения ближайшей задачи, то есть, прохождения тактической зоны обороны.

В любой армии мира – это 12 километров. Если задача ставится оперативного плана – это расстояние возрастает до 50-ти километров, что, соответственно, увеличивает и потери сторон. Как правило, обороняющиеся к нападавшим примерно один к трем, но это – усредненная статистика.

На поле боя сошлась примерно трехмиллионная группировка с обеих сторон. Даже по закону больших чисел³¹ – потери должны были быть с обеих сторон, ну как минимум, на порядок больше.

О чем говорят те потери, которые имели место в действительности? О том, что серьезных и реальных военных действий не велось! Англо-британская (здесь имеет место оговорка, имелась в виду англо-французская) группировка просто сдала Европу Гитлеру.

Погибли только те немногие, относительно общего количества, разумеется, которым не повезло. И со стороны англо-французской группировки те немногие несчастные, которые действительно пытались что-то сделать. Этот вывод напрашивается буквально сам собой, и он абсолютно ясен любому человеку, который хотя бы какое-то отношение к армии имеет.

Комментарий два: нельзя не обратить внимание на удивительно мягкие условия мира, продиктованные Германией поверженному противнику. Ни полного разоружения, ни капитуляции флота, сохранение атрибутов государственности – правительство, полиция, местное самоуправление, и так далее, полная самостоятельность в колониях, и многое другое, что никак не укладывается в образ Третьего Рейха.

«Фюрер хотел разоружить Францию насколько возможно, но был против любых условий, особенно капитуляции военно-морского флота, которые не могли быть реализованы в тот момент. Он хотел получить от Франции все, что было возможно, но не унижать ее»³² - прямо-таки трогательная забота о поверженном противнике.

Сегодня период оккупации во Франции предпочитают вспоминать как героическое время: Шарль де Голль, «Свободная Франция», Сопротивление и так далее. Однако документы говорят несколько иное.

Не так давно в Париже, в Парижской исторической библиотеке, проходила выставка французского фотографа Андре Зукка «Париж под оккупацией»³³. На выставке было показано более 250-ти фотографий, сделанных им в период между 41-м и 44-м годами. Фотографии показывают, как парижане наслаждались жизнью на берегах Сены, в кафе, в городских парках, на залитых солнцем Елисейских полях, парижские модницы щеголяют новыми шляпками, обнимаются влюбленные, дети катаются на роликовых коньках, люди ездят на велосипедах, кормят слона в городском зоопарке, элегантные нацистские офицеры гуляют вместе с горожанами, только на двух снимках можно увидеть евреев с обязательными желтыми звездами Давида, которых, кстати, никто не трогает. Картина просто идиллическая. Такое впечатление мирной и совсем не такой уж несчастной жизни, которую вовсе не омрачают красные флаги с черной свастикой. Выставка вызвала грандиозный скандал. Слишком разительным оказался контраст между мифом и реальностью.

Мэрия французской столицы запрещала ее показ в Париже. Кристоф Жерар – член городского сената и глава департамента культуры сказал журналистам, что выставка непереносима.

Есть еще одно любопытное письмо Уинстона Черчилля Рузвельту, в котором Черчилль отчитывается о налетах британской авиации на заводы Рено, где, в частности, одной из целью акций, кроме разрушения военного производства, работающего на Германию, говорится: «французам не мешало бы напомнить, что они все-таки находятся на войне».

Впрочем, случались и эксцессы, правда, это уже относится к концу войны. 10-го июня 1944-го года, через четверо суток после высадки союзных войск в Нормандии, подразделением дивизии СС «Райх», которое незадолго до этого было переброшено с восточного фронта, уничтожен французский поселок Арадур-сюр-Глан вместе со всеми жителями.

Детей отправили в концлагерь, а все взрослое население согнали в сарай - 600 человек, и сожгли, потом сожгли всю деревню. Историки до сих пор спорят – зачем это было сделано. Акт абсолютно бессмысленной жестокости, который никак не вписывается в весь период западной оккупации.

В Белоруссии сожгли каждую четвертую деревню вместе с жителями, и историки по этому поводу не спорят, вроде бы так и должно быть. Однако дело не в этом. Уничтожение мирного населения, в любом случае – чудовищное преступление.

Дело в другом, практически во всех оккупированных странах Европы нацисты сохранили существующую этно-национальную полицию, во многих – национальную армию, парламенты, демократическую систему, ничего не было тронуто.

В Норвегии подавляющее большинство полицейских добровольно присоединились к главе местных коллаборационистов Видкуну Квислингу, а министр полиции Ионас Ли одновременно был шефом германских СС в Норвегии. В Дании вплоть до 44-го года власть вообще сохранялась за социал-демократическим правительством. Суверенитет страны фактически не затрагивался, помимо национальных вооруженных сил, парламента, демократической системы выборов сохранились и местные полицейские органы.

Видео, часть 8

Разумеется, уничтожение мирного населения, тем более таким варварским способом, является чудовищным преступлением, но это был именно эксцесс. Общая тенденция оставалась неизменной, и это касалось большинства стран старого света.

Практически во всех оккупированных странах Европы нацисты сохранили существующую там национальную полицию. Так было в Норвегии, где подавляющее большинство полицейских добровольно присоединилось к главе местных коллаборационистов – Виткуну Квислингу (Vidkun Quisling), а министр полиции, Ионас Ли (Jonas Lie) одновременно был шефом германских СС в Норвегии.

В Дании, вплоть до 44-го года власть вообще сохранялась за социал-демократическим правительством. Суверенитет страны, фактически, не был затронут. Помимо национальных вооруженных сил, парламента, демократической системы выборов, сохранились и местные полицейские органы. Полицейскими силами страны руководили министры внутренних дел Кнут Кристенсен и Йорген Йоргенсен.

Лишь в сентябре 44-го года немцы распустили датскую полицию поскольку, цитирую: «ее сотрудники не принимали активного участия в подавлении антинемецких забастовок».

Ее место занял вспомогательный полицейский корпус, сформированный из местных нацистов и ветеранов восточного фронта. Даже в протекторате Богемия и Моравия - бывшей Чехословакии полицейские силы остались прежними, то есть, при своем оружии, при своих должностях и постах.

Справедливости ради, стоит отметить, что один из руководителей чешской полиции, министр внутренних дел генерал Алоис Элиаш (Alois Eliáš), связанный с движением сопротивления, был арестован Гестапо и казнен. Остальных вполне все устраивало.

Надо отметить, что западная либеральная демократия – достаточно толерантная система, она, на удивление, легко ужилась с нацистским режимом, и движение сопротивления не доставляло серьезных неудобств оккупантам.

Так, в 44-м году начальник Главного управления имперского министерства вооружения докладывал что: «несмотря на занятость в военной промышленности 30-ти миллионов немецких и 7-и миллионов иностранных рабочих, выпуск текущей продукции ни в одном из периодов не испытывал каких-либо серьезных нарушений из-за саботажа или пассивного сопротивления». Об активном сопротивлении речь не идет вообще.

Когда на Нюрнбергском процессе министра вооружений Третьего Рейха графа Шпеера спросили, большой ли вред его ведомству приносили саботажники, другими словами – участники сопротивления, тот не задумываясь ответил: «Так, особо не досаждали».

Западные исследователи, которые разбираются со Второй мировой войной и участием в ней союзников, так и не поняли, что необременительный мир после необременительной войны – было самым большим унижением, которым только могла подвергнуться западная Европа. Интересно, понимают ли они это сегодня? Сомнительно.

Однако это их проблема. Нас же интересует несколько иное, а именно: а в чем причина такого сокрушительного поражения? Ведь 44 дня – и вся Европа. Сами немцы не ожидали такого успеха, они его не планировали.

Недаром военную компанию на западе многие исследователи называют «Блицкриг без блицкрига». В рамках рассматриваемой проблемы вопрос представляется весьма любопытным.

Давайте предположим, что бы было, если бы французская и британская армия, а также армии Нидерландов, Бельгии и других стран, которые подверглись оккупации, сражались бы так, как это вообще-то принято на войне – за каждую пядь родной земли, за каждый дом. Что бы осталось от старой Европы, от ее культуры, от ее промышленности? Правильно – ничего! Кому такая война нужна? Гитлеру Европа должна была достаться в целости и сохранности. Иначе как можно было наладить единый промышленный организм, который всю войну работал на фашистскую Германию. Это было бы весьма проблематично. Сама война в этом случае теряла смысл.

Какой тогда смысл воевать?

На Западе все происходило тихо и спокойно. Это у нас – война за каждый дом и за каждую пядь земли. А там как-то все по-другому.

Режим мобилизационного типа очень хорошо организует производства, особенно в экстремальных условиях. В условиях западной демократии наладить единый производственный комплекс, нацеленный против Советского Союза, было невозможно. Всякие там профсоюзы, парламенты.

Не поступаться же, в конце концов, принципами демократии. То ли дело оккупация. Все законно, все в порядке.

Таким образом, война на западе представляется ни чем иным, как способом создания гигантской финансово-промышленной корпорации, в которой господствует новое мышление. Естественно, Германия в этой корпорации, на некоторое время, владела контрольным пакетом.

Стоит заметить, что когда время председательства Германии в общеевропейской финансово-промышленной корпорации подошло к концу, а именно 44-й год, то есть, после высадки союзников в Нормандии, имущество было передано новому «совету директоров», в кавычках, естественно, также в целости и сохранности без особых эксцессов.

Каких-либо особых боев не было. Достаточно посмотреть кадры хроники – взятие Парижа, вступление союзных войск в Париж. Ведь нам в учебниках пишут, и на Западе изучают, и исследователи говорят о серьезных боях, которые вели союзники. Однако посмотрите на кадры хроники – стекла целые. А это значит – тяжелое оружие не применялось вообще, так, легкие перестрелки в тех местах, где немцы не успели вывести то, что им было нужно. И так было везде.

А в тех местах, где приходилось как-то разбираться с задержавшимися немецкими частями, и там, где были хоть какие-то разрушения, местное население крайне враждебно относилось к союзникам, и это отмечают и французские офицеры, и сам де Голль в своих мемуарах. Довольно любопытное отношение к освободителям. Это также косвенно подтверждает то, что при немцах им жилось не так уж плохо.

Для сравнения приведу фрагмент боевого донесения штаба 53-й армии командования Cтепного фронта на 8:00 25-го сентября 43-го года: «противник отходит в юго-западном направлении, его части прикрытия пытаются оказывать сопротивление действиям наших войск. Отходя, противник сжигает населенные пункты, урожай на полях, уводит скот и население»³⁴. Как видим – ничего общего с тем, что творилось на западе.

С другой стороны, необременительная военная кампания – лучший способ привести в порядок свои вооруженные силы, довести их численность до нужного уровня, дать солдатам понюхать порох, офицерам – получить необходимый боевой опыт, штабы всех уровней потренировать в планировании и ведении наступательных операций, организации взаимодействия и так далее. То есть, все то, что крайне проблематично и дорого сделать в мирное время.

Кроме того, страны Запада получили возможность вполне законно, с точки зрения хорошего тона (ну проиграли же!), передать в распоряжение победителя весь свой потенциал, который исправно работал всю войну. Статистика – упрямая вещь, на французских верфях немецкие корабли и подводные лодки ремонтировались быстрее и качественнее, чем на немецких.

Только один фактор не был учтен руководством Третьего Рейха – что на все это потребуется не более месяца. Они ведь собрались вести более-менее серьезную войну с достойным противником, а здесь – такой ошеломительный успех.

Кроме техники и вооружения, кроме многочисленной и обученной армии для ведения войны необходимы стратегические запасы, и в первую очередь – продовольствие. А вот этого как раз в Германии и не было. И это именно тот ресурс, которого не хватало у Европы.

Конечно, Европу можно было просто ограбить, но это одномоментный акт. Потом прощай сотрудничество, и сопротивление по полной программе. Кому это было нужно?

А численность Вермахта доведена до 7-ми миллионов человек.

Ну, 7 миллионов 234 тысячи, если быть точным. В результате получается катастрофический дефицит продовольствия, оно тает на глазах.

Гитлер рассчитывал на хотя бы двухгодичную передышку после западной кампании, а реальность ему подсказала – надо воевать дальше. Нужно где-то брать продовольствие, а кроме как на Украине взять его было негде. Следовательно, военная кампания с Советским Союзом стала безальтернативной.

Отсюда опять возникает вопрос: а был ли Гитлер игроком? У игрока всегда есть выбор, как минимум между двумя альтернативами. Если альтернативы нет – то это фигура, которая ходит туда, куда ей указывают. А если Гитлер – фигура, возникает вопрос: а кто был игроком? И ответ здесь почти однозначный.

Видео, часть 9

Разумеется, нехватка продовольствия – не единственная причина нападения на Советский Союз, но весьма и весьма существенная, а отсутствие альтернативы – лучшая гарантия, что все сработает как надо. Довольно любопытная позиция с точки зрения игры – стратегическая жертва, принесенная Западом на алтарь будущей победы, позволила Германии из фигуры на какое-то время превратиться в игрока.

Однако коридор возможностей, не смотря на весьма значительные ресурсы, был крайне узок. Не в лучшем положении был и Советский Союз.

При огромном потенциале – дефицит времени. Перевооружение Красной армии не завершилось. Мы получили новые территории, которые необходимо было освоить в оперативном отношении.

Изменилась конфигурация политических и военных сил в Европе. Необходимо было составить новые моб. планы. После завершения западной кампании руководство Советского Союза ясно понимает – не успеваем.

Таким образом, осваивать полученный ресурс и фашистской Германии, и Советскому Союзу пришлось уже в ходе вооруженной борьбы, понеся при этом неисчислимые издержки.

Результатом данной комбинации должно было стать полное уничтожение одного игрока, в идеале, это должна была быть фашистская Германия, и катастрофическое ослабление второго, то есть Советского Союза.

Лучше всего данную позицию сформулировал Гарри Трумэн, в то время сенатор от демократической партии, он, в частности, сказал: «Если мы увидим, что выигрывает Германия – то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя мне не хочется ни при каких обстоятельствах видеть Гитлера победителем».

Дальше он сказал странную фразу: «Никто из них не думает выполнять свои обещания». Впрочем, обратный вариант также был вполне приемлем.

С началом действий на восточном фронте Англия и США выступили в поддержку Советского Союза. Знаменитая речь Уинстона Черчилля, переданная БиБиСи (BBC) 22-го июня 41-го года в 23:00 говорит сама за себя.

Заявление о поддержке СССР Соединенными Штатами было сделано исполняющим обязанности госсекретаря Уэллесом (Sumner Welles), который подтвердил: «Гитлеровские армии сегодня – главная опасность для американского континента».

В свою очередь 24-го июня президент Рузвельт заявил на пресс конференции что: «Соединенные Штаты окажут всяческую помощь СССР в борьбе против Германии». На следующий день это было напечатано во всех центральных газетах Советского Союза.

С этого момента Америка оказалась самым непосредственным образом вовлечена в европейские дела.

Центр силы постепенно сместился из Лондона за океан. Как я уже говорил, многие британские исследователи полагают, что это было сделано намеренно Британией. Зачем - это уже отдельный вопрос.

Сломать политику изоляционизма было не так-то просто. Некоторые силы в Америке пытались это сделать, но безуспешно. 15-го апреля 39-го года президент Рузвельт обратился по телефону к Гитлеру и Муссолини, призывая дать обещание воздержаться в течение 10-ти лет от нападения на перечисленное в его обращении тридцать одно (31) государство.

Рузвельт полагал начать политические переговоры, которые должны были завершиться установлением необходимых гарантий мира. Президент выражал готовность выступить посредником для созыва конференции держав, заинтересованных в мирном сотрудничестве.³⁵

Инициатива немедленно была поддержана Советским Союзом, а чуть позднее Англией и Францией, но тогда не получилось. Гитлер предпринял достаточно оригинальный дипломатический маневр – он провел своеобразный социологический опрос через свое внешнеполитическое ведомство. Опросив страны Европы, бояться ли они нападения фашистской Германии, и считают ли они, что Германия им угрожает. Естественно, ответ был однозначен – никто не считал, по крайней мере, на словах, что Германия им как-то угрожает.

После этого дипломатический разгром Германии был завершен публичным обещанием Гитлера не нападать на Соединенные Штаты. Американская дипломатия, образно говоря, села в лужу.

Однако сам факт провала мирного посредничества послужил хорошим поводом для начала демонтажа политики изоляционизма. Рузвельт предложил конгрессу в спешном порядке пересмотреть закон «О нейтралитете».

В беседе с представителями печати он заявил, цитирую: «Закон на деле оказывается на руку агрессорам и лишает их жертвы справедливой помощи».

В скором времени необходимые коррективы в законодательство были внесены, однако для этого понадобилось нечто большее, чем просто фиаско американской дипломатии. Потребовался Перл Харбор, но это отдельная тема.

В связи с описанной выше инициативой американского президента вырисовывается два любопытных момента. Первое – это перечень государств. С одной стороны, казалось бы – все ясно, в перечне государств есть и Советский Союз. Казалось бы, все понятно – Америка, как истинно демократическая страна заботится о благополучии и процветании, и безопасности всех стран, не зависимо от их политической ориентации и идеологической базы.

Однако любопытно то, что в этот момент, когда было написано обращение, общей границы с Германией у нас не было, и серьезных противоречий и возможности столкновений тоже. А те страны, которые должны были поддержать инициативу Соединенных Штатов, фактически представляют собой будущий театр военных действий.

После Первой мировой войны Европа должна была Америке свыше 10-ти миллиардов долларов – гигантская сумма по тем временам. Американцы прекрасно понимали, что новая война сулит гораздо большие доходы, которые крайне необходимы американской экономике для того, чтобы окончательно выбраться из Великой депрессии. Но для этого нужно вовремя встроиться в процесс, а для этого необходимо сломать политику изоляционизма.

Видео, часть 10

Второй момент, на который хотелось бы обратить внимание в связи с мирными инициативами Соединённых Штатов, - это отношение к данной инициативе, реальное отношение, непосредственных предполагаемых участников, в частности Англии.

Это отношение было высказано вскользь на встрече высокопоставленных британских политиков сэра Гораса Вильсона, сэра Джозефа Болла и господина Хадсона с представителем Рейха, сотрудником ведомства по осуществлению 4-хлетнего плана Германии Карлом Вольтатом³⁶.

Для справки: Горас Вильсон – главный советник правительства по вопросам промышленности Великобритании, Джозеф Болл – деятель Консервативной партии Великобритании, Хадсон – министр внешней торговли, заморской торговли Великобритании. Т.е. это не частные лица и далеко не второстепенные.

Карл Вольтат – сотрудник ведомства по осуществлению 4-хлетнего плана, т.е. человек Геринга, также лицо далеко не второстепенное.

В своём отчёте о встрече Карл Вольтат отмечает: «Англичане, видимо, хотят создать новую платформу для рассмотрения вопросов, возникающих между Германией и Польшей. После установления взаимопонимания на широкой основе между Германией и Англией, для последней вопрос о Данциге играл бы уже второстепенную роль»³⁷ - ни много, ни мало.

Другими словами: «Соглашайтесь на наши условия и делайте с Польшей всё что хотите» - что немцы и сделали и, надо полагать, согласились. Правда, все вышеуказанные договорённости предлагались в контексте неприменения военной силы, как инструмента решения политических споров, о чём говорят 1-й и 2-й пункты, предложенные сэром Горасом.

При обсуждении этих пунктов и прозвучала фраза господина Хадсона о том, что он предпочёл бы обсуждать всё это в тихой и спокойной обстановке, а не на какой-нибудь мирной конференции» - ни о каких других конференциях, кроме предложенной США в апреле 39-го года тогда речи не шло, следовательно, говорили именно об этом.

Это наглядным образом подтверждает тезис о том, что никто ничего обсуждать не собирался и реальный результат американской инициативы заключался вовсе не в созыве конференции – там всё было понятно.

Скорее всего, это был повод для реализации более серьёзного и далеко идущего плана. По-видимому, и сам прорыв изоляционистского барьера не мог считаться самоцелью. В случае развития ситуации по мирному сценарию данный прорыв терял всякий смысл, более того, был чреват серьёзными убытками. Только война и, при том, большая война могла принести ощутимую прибыль и оказать необходимую помощь экономике Соединённых Штатов, для преодоления последствий Великой депрессии.

Автор труда «Хорошая война: устная история Второй Мировой войны» Теркел приводит мнение одного из своих соотечественников, цитирую: «Почти весь мир во время этой войны испытал страшные потрясения, ужасы и был почти уничтожен. Мы же вышли из войны, имея в наличии невероятную технику, орудия труда, рабочую силу и деньги. Для большинства американцев война оказалась забавой. Я не говорю о тех несчастных, которые потеряли своих сыновей и дочерей, однако для всех остальных это было чертовски хорошее время» - ну кто ещё может сказать о войне что это «чертовски хорошее время»?

Видео, часть 11

Впрочем, странности на западном театре военных действий продолжались вплоть до окончания войны. Вот пример: командир 2-го батальона 49-го моторизованного полка СС «де Рюйтер» из состава дивизии СС «Нидерланд» штурмбанфюрер Петерсен вспоминал как их часть рвалась на запад в американскую зону, чтобы избежать русского плена: «3-го мая 1945-го года в районе городка Пархим полк получил приказ создать рубеж обороны, чтоб остановить движение русских, пока все немецкие части не пересекут демаркационную линию. Вскоре появилась колонна из 12-ти русских танков и оказалась в ловушке в низине у мельницы перед разрушенным мостом, попав под огонь двух штурмовых орудий, расстреливавших их в упор.

Тем временем, со стороны Пархима вдруг появились две бронемашины с белыми звёздами на бортах, они были высланы вперёд с огневой позиции полевых орудий в качестве наблюдателей. Солдаты в окопах зашептались: «Ами здесь! Они помогут нам в бою против русских!»

Обе бронемашины остановились на дороге, открылись люки – из них на шоссе выпрыгнули два офицера американской 7-й танковой дивизии и направили свои бинокли в сторону разворачивавшегося неподалёку сражения.

Это продолжалось какие-то секунды, хотя нам они казались вечностью. Затем оба американца опустили бинокли и подняли руки в военном приветствии – оно было адресовано нам, многие из нас ответили на него.

Обе оливково-зелёные бронемашины с большими белыми звёздами на боку, заревев моторами, повернули назад к Пархиму. Начальник разведки американской 7-й танковой дивизии мог доложить – как далеко ещё русские находятся от демаркационной линии»³⁸ – особенно показательны здесь надежды немцев, причём на уровне обыденного сознания.

Они не сомневались, что американцы помогут им в бою против русских, т.е. на помощь рассчитывали со стороны одного члена антигитлеровской коалиции против другого. Весьма показательно и поведение американцев и тоже на уровне обыденного сознания, т.е. на уровне рефлекса – они были абсолютно уверены, что немцы хотя бы одно орудие не развернут против них, хотя это было бы логично.

Однако, вернёмся к переговорам Карла Вольтата с представителями британской элиты в 1939 году.

Здесь был ещё один крайне любопытный момент, может быть и не относящийся непосредственно к исследуемой теме, но, тем не менее, очень любопытный: это замечание сэра Гораса о том, что не следует допускать, чтобы о переговорах узнали те лица, которые, в принципе, враждебно относятся к установлению взаимопонимания: «Францию и Италию мы поставим в известность позднее, если в этом возникнет необходимость».³⁹ К вопросу о союзниках, или о стратегических партнёрах, как сказали бы сегодня, к которым высокие договаривающиеся стороны относятся как к досадному обременению: Гитлер избавил Англию от этого обременения довольно скоро, оккупировав Францию. Англо-американцы оказали Гитлеру ответную любезность, чуть позже выведя из игры Италию.

В этой связи возникает вопрос: насколько искренними были заявления лидеров Англии и Соединённых Штатов, сделанные ими после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, учитывая те усилия, которые были предприняты ими же для того, чтобы фашистская Германия стала данностью?

Ответ на удивление прост: они были абсолютно искренними. Во-первых, никто не собирался потакать Гитлеру в его стремлении к мировому господству, его задача была гораздо уже, и он её блестяще исполнил, после чего должен был сойти с политической сцены.

А именно: он должен был превратить Европу в огромную промышленно-финансовую корпорацию, которая работала как единый механизм и максимальное ослабление Советского Союза в ходе конфликта.

Гитлеру позволили поиграть, но выигрыш предусмотрен не был ни при каких обстоятельствах – в этом плане фашистская Германия была одноразовым инструментом.

С Советским Союзом также было всё понятно: после сокрушительной победы СССР будет вынужден обратиться за помощью к союзникам, т.к. экономика будет разрушена до основания, и, естественно, согласится на любые условия, которые будут выдвинуты в обеспечение данной помощи. А без помощи восстановить разрушенное войной хозяйство будет попросту невозможно, что и требовалось доказать.

В своё время Натан Ротшильд сказал: «Дайте мне контроль над финансами страны и мне будет всё равно кто сидит в правительстве». Деловые и политические круги Англии и Соединённых Штатов не сомневались, что контроль над нашими финансами они получат так или иначе, а остальное, как говорится, дело техники.

Во-вторых, превратить Гитлера в настоящего игрока, ну почти настоящего, можно было только в одном случае: полностью развязать ему руки, оставив один на один с реальностью, вот только реальность оказалась совсем не такой, какая представлялась Гитлеру, она оказалась диаметрально противоположной – Англия и Соединённые Штаты выступили на стороне Советского Союза, хочешь – играй, и деваться уже некуда и отыгрывать назад поздно.

«21 июня, прогуливаясь по крокетной площадке в саду Чеккерса, Уинстон Черчилль делился своими мыслями со своим личным секретарём Колвиллом: «Надежды Гитлера, - говорил Черчилль, - заручиться содействием правых в Англии и США, уповая на их помощь в войне с СССР ошибочны, наоборот – Англия окажет всемерную помощь Советскому Союзу»⁴⁰.

Кроме того, быстрый разгром Советского Союза, если бы таковой имел место, означал полное крушение планов по созданию нового игрового пространства, ведь тогда пришлось бы браться за дело самим - что никак не входило в планы основных игроков.

При этом игровое пространство могло бы быть разрушено до основания – это во-первых, во-вторых, ещё победить надо - всё предприятие теряло всякий смысл.

Таким образом, союзники искренне сопереживали нашим неудачам и также искренне радовались нашим победам. Их помощь, как финансовая, так и материальная, хоть и не имела решающего значения, тем не менее была важна для нас и мы помним об этой помощи и благодарны за это нашим союзникам по антигитлеровской коалиции. Правда, Россия до сих пор выплачивает долг по ленд-лизу и будет расплачиваться до 2030 года – но это так, к слову.

Одного только не учли наши союзники и партнёры по антигитлеровской коалиции, что мы сможем восстановить своё народное хозяйство своими силами и, именно благодаря этим усилиям, мир до сих пор живет, повинуясь «игре свободных сил», а не «высшему разуму». Он и сейчас так развивается, по крайне мере в тех частях, которые действительно стремятся к развитию.

Однако все события, произошедшие в мире после развала Советского Союза показывают, что имеют место и другие тенденции, и эти тенденции до боли напоминают то, что предлагал миру Адольф Гитлер, т.е. господство «высшего разума».

Вот цитата из официального документа «Германия: мир для Европы 1944-1945»

Видео, часть 12

«Германия ведёт эту войну ради создания европейской конфедерации, как ассоциативного и социалистического сообщества народов Европы. В соответствии с этим планом, предполагается отказ от всякой претензии на немецкое господство в неестественных этнических границах расселения немецкого народа. Создание соединённых государств Европы на основе равенства прав всех вошедших в них народов, подчинение всех национальных точек зрения этой великой общей цели»⁴¹, осталось добавить только, что данный документ родился в недрах верховного командования СС и подписан лично Гимлером – чем это отличается от сегодняшнего Евросоюза? – Ничем. Чем это отличается от политической платформы Социнтерна? – Почти ничем по смыслу.

Разумеется, речь шла о народах нордической расы, куда «недочеловеки» не входили. На территории Советского Союза предполагалось создать «королевство СС» — читайте «План Ост»⁴², наличие которого долгое время ставилось под сомнение, однако сейчас он опубликован полностью.

Доктор политических наук Владимир Борисович Павленко, ссылаясь на работы Эстулиана, проводит интересную параллель с планом «Марбург», разработанным в Соединённых Штатах ещё в начале 20 века: «Планом предусматривалась трансформация капитализма в социализм через монополию и создания на этой основе синархистского движения, объединяющего социалистов и банкиров»⁴³ – ничего не напоминает?

Так именно же это и делается, причём спокойно и целенаправленно, следственно “большая игра” продолжается, ведь она, если верить Киплингу «закончится только тогда, когда все умрут», а мы пока живы.

Собственно говоря, на этом анализ странной войны на западе в терминах “большой игры” можно закончить, сказав только то, что “большая игра” продолжается до сих пор.

Но если “большая игра” ведётся, так ведь и до большой войны не долго, а технологии уже не те и западному обществу, на мой взгляд, не мешало бы задуматься о том, что принципиальной разницы между Триполи и Парижем нет – бомбы рвутся на улицах одинаково.

И рано или поздно это может очень сильно аукнуться. Неужели опыта двух мировых войн мало для того, чтобы просто озаботиться изучением собственной истории?

Ведь все данные, которые я приводил, находятся в открытых источниках, они опубликованы. Достаточно просто почитать.

Вместо этого господа западные историки, или те, кто именуют себя историками создают фильмы, подобные фильму «Советская история», где нет ни слова правды, где любой документ, якобы документ, который там приводится можно легко опровергнуть ввиду его полной абсурдности.

Есть же обыкновенная логика: на западе очень много по-настоящему грамотных, по-настоящему образованных людей, которые вполне могут сложить дважды два и получить искомый результат, и тогда гарантии мира станут гораздо более прочными, нежели выслушивать мнение политиков, которые пытаются реанимировать под видом свободы и демократии нечто очень сильно напоминающее Третий Рейх.

Примечания.